Цитаты из произведения: Блуждающие звезды

…нет, видно, счастья на земле, есть только стремление к нему, погоня за счастьем. Но само по себе счастье ― сон, мечта! Любви тоже нет, ― есть только наше представление о ней, идеал, созданный нашим воображением. Да, любовь ― это только сновидение.

Без удачи человеку лучше вовсе не родиться.

Счастье, как и несчастье, ― такие гости, которые, раз забравшись к кому-нибудь, засиживаются надолго и забывают дорогу обратно. Лишь только улыбнется судьба человеку, удача прет к нему со всех сторон.

Он мог взяться теперь за осуществление своего плана с большей надеждой на успех, чем раньше, потому что побитая собака всегда становится послушнее, а человек, павший духом, делается мягче воска, и с ним можно делать всё, что угодно.

Как может измениться человек! Поди угадай, что это тот самый Гоцмах, который когда-то чистил ботинки у Щупака и получал тумаки, точно собака в мясной лавке…

Каждый хвалит свою профессию по пословице: «Каждая собака ― хозяин у своей двери, и каждая свинья думает, что её лужа самая глубокая…»

В жизни не бывает такого случая, чтобы человек встретил в другом именно то, чего ждал, и нашел в нем то, что искал. И Рафалеско встретил не ту, что грезилась ему в мечтах.

…англичанин ― это угрюмый меланхолик, страдающий хроническим сплином, американец ― веселый, жизнерадостный янки, с умными, пронизывающими глазами, приятными свободными манерами, с золотыми зубами во рту.

Из пассажиров «Атлантика», прибывших в этот день в Нью-Йорк, никто так не торопился к выходу, никто так не волновался и не нервничал, не был так возбужден, ни у кого не было такого безумно несчастного вида, как у наших братьев, евреев. Оно и понятно: большинство еврейских пассажиров парохода составляли «эмигранты», ― люди, надеявшиеся обрести в Америке вторую родину вместо той, которая так жестоко с ними обращалась и так безжалостно их выбросила.

Как я заблуждалась! Я думала, что стать артисткой ― это игрушки; переоденешься, выйдешь на сцену ― и готово! Но оказалось, это совсем не так просто. Надо пройти целую школу, надо пройти через все семь кругов ада.

В году триста шестьдесят пять дней, каждый день ― это двадцать четыре часа, каждый час ― шестьдесят минут. И каждая минута приносит новые страдания, новые невзгоды, новые мученья.

Маленькая, тихонькая, слабенькая Бейлка угасла, как свеча. Тихо, без единой жалобы и упрека, она ушла из этого мира, в котором испытала столько страданий из-за своих детей, так и не изведав ни одной светлой минуты в жизни.

Казалось, ничего не изменилось, ничего особенного не произошло. И чудилось, будто она лежит, погруженная в глубокий сон. Было тихо. Сердце, столь любвеобильное и многострадальное, перестало любить и страдать, перестало биться. Было тихо. Страшная, святая тишина. Тишина смерти. Умерла Бейлка.

Как выразительны были в эту минуту глаза Рафалеско, как проникновенен их искрометный блеск! А как играло его лицо, поминутно менявшее свое выражение, отражая всю гамму его многообразных переживаний, всю трагедию его жизни, все страдания его сердца, все муки изболевшейся души. И всё это ― без штампованных приемов, без диких гримас, без вычурного жеста, без патетических выкриков.

Но вскоре наступила желанная тишина, та мягкая, пленительная, святая тишина, которая обволакивает артиста со всех сторон, подымает, как на крыльях, и уносит высоко-высоко над морем голов. Та священная тишина, которая затрагивает самые нежные струны человеческой души, извлекает из нее чудеснейшие звуки и дает художнику безраздельное господство над зрителем.